подразумевалась княжна…
Урвич думал не о том, что будет с ним впоследствии и как устроить ему свою жизнь, единственно его смущало в будущем, что должен он расстаться с княжной и наступит минута, когда ему придётся проститься с ней.
Что минута эта наступит, он не сомневался, не находя никаких причин, чтоб остаться навсегда на яхте.
Он только беспокоился, скоро ли придёт эта минута, и всеми силами души желал отсрочить её на сколь возможно долгий срок…
И вдруг теперь не по его, а по собственному их почину говорят с ним о том, что он может остаться на яхте навсегда…
Слова эти показались Урвичу гласом небесного вестника, и доктор, произносивший их, — неземным существом по своей доброте и душевным качествам…
«Ах, какой он славный и милый! — повторял Урвич, глядя на доктора. — Конечно, — стал сейчас же соображать он затем, — он не мог так говорить со мной по собственному соображению, но был уполномочен на то самим князем. Очевидно, у них это дело решённое: взять меня, если я соглашусь, значит, остановка только за мной, ну, я-то колебаться не стану…»
И он снова повторил доктору:
— Нет, это будет слишком большое счастье!..
— Отчего же уж слишком большое?
— Да помилуйте, всю жизнь у меня было одно только желание и стремление — путешествовать, и вдруг я после, правда, целого ряда несчастий попадаю в круг симпатичных мне людей на яхту, представляющую из себя чудо техники и без устали переходящую с места на место, и не по изъезженным путям, а посещающую неизведанные страны, и хозяин — русский человек, и вокруг него русские, и я буду находиться среди русских… И потом…
— Что потом? — переспросил доктор.
— И потом ничего! — вдруг, как бы спохватившись, сказал Урвич и замолчал.
Доктор, улыбнувшись, посмотрел на него:
— Однако?..
— И потом, — продолжал Урвич, — мне кажется, что князь человек не совсем обыкновенный и быть с таким человеком большое…
Он хотел сказать «счастье», но не сказал и произнёс:
— Преимущество…
— Почему же вы думаете, что князь не совсем обыкновенный человек?..
— Так… Он в разговоре со мной… удивил меня…
— Чем?
— Тем, что он знает обо мне такие подробности, то есть о моём прошлом, которые не мог ему никоим образом сообщить мистер Нокс…
— Ну, вот видите, — опять улыбнулся доктор, — а вы говорите, что мы о вас ничего не знаем…
— То есть я говорил о вас, а не о князе…
— У нас на яхте всё сводится к нему: если мы говорим «мы», то это значит, что подразумеваем его. Здесь всё делается по его воле…
— Значит, и то, что вы сказали, что я могу остаться на яхте, сделано с его ведома?..
— Тут ничего не делается без его ведома…
— Ну, в таком случае я не знаю, как благодарить его и, конечно, рад ужасно…
— Вам нечего благодарить. Напротив, князь считает себя обязанным перед вами…
— Чем?
— Вы спасли его дочь…
— А разве он не спас меня? Да и она сама разве не ухаживала за мною…
— Вы почём это знаете?
— У меня были проблески сознания, и в один из них я, как во сне, видел её лицо…
— Вы не ошибаетесь? Может, это действительно был сон?
— О, нет, — уверенно сказал Урвич, — я отлично помню, вот как вас вижу теперь…
— А как она, на ваш взгляд, красива?
Урвич густо вдруг покраснел.
— Лучше её не видывал никого никогда!..
И оба они задумались…
XXXVIII
Разговаривая, Урвич с доктором давно уже вышли из лодки и, вступив на берег, гуляли по твёрдой земле.
Урвич, восхищённый до восторга в душе своей, испытывал и чисто физическое удовольствие, которое всегда невольно чувствуешь, ступая на берег после более или менее продолжительного плавания.
Почва была неровная, и ноги, успевшие привыкнуть к гладким доскам палубы, спотыкаясь, повиновались плохо, но скоро обошлись, и самые неровности стали приятны, потому что служили признаком, что внизу земля, к которой у каждого человека инстинктивная привязанность.
Берег был каменистый и потому не сливался с морем песчаной отмелью, тянущейся в далёкое и пустынное пространство.
Растительность начиналась довольно близко от воды, росли деревья, кустарник и трава. За деревьями очень скоро скрылось море, и Урвич с доктором скоро зашли в перелесок, если не совсем в лес.
В этом лесу были как будто протоптанные тропинки и ясно обозначенные прогалинки, что очень удивило Урвича, потому что доктор говорил ему, что остров необитаем.
Иногда заходили они в чащу, так что ветви деревьев смыкались над их головами.
Доктор шёл смело, видимо, нисколько не боясь заблудиться, и был в этом лесу, как дома.
Урвичу несколько раз приходила в голову мысль, а как они выберутся отсюда?
Они столько сделали поворотов, что Урвич решительно не знал, в которой стороне море, и будь он один, наверное бы не вышел не только к тому месту, где ждала их шлюпка, но и вообще к берегу.
— А мы тут не заблудимся? — спросил он у доктора.
Тот махнул рукой и ответил спокойно:
— Найдём дорогу, когда захотите…
И, действительно, когда по часам было время возвращаться на яхту к завтраку, он очень быстро и уверенно вывел Урвича по тропинке к лодке, словно местность и тропинка были знакомы ему, как переулок в Москве, в котором он жил.
Это опять удивило Урвича, и он должен был вывести заключение, что доктор, а следовательно, и яхта не первый уже раз пристают к этому острову.
Вернулись они на яхту как раз вовремя. Все уже собрались в кают-компании, но за стол не садились, вероятно, потому, как подумал Урвич, что князя не было.
Но капитан, опускаясь на кресло, которое обыкновенно занимал князь, пригласил садиться за стол, сам поместясь за хозяина.
— А князя и княжны разве не будет? — спросил Урвич у доктора, рядом с которым ему пришлось сидеть сегодня.
— Нет, — ответил тот.
Урвич заметил, что вместе с князем и его дочерью отсутствовало за столом ещё два офицера-индуса.
Расспрашивать он, однако, побоялся. Он и раньше не желал вовсе сделать какую-нибудь нескромность, а теперь, когда его обнадёжили, что он останется на яхте навсегда, он желал доказать своим тактом и обходительностью, что вполне достоин этого.
Завтрак прошёл весьма оживлённо.
Для Урвича, впрочем, он показался особенно весёлым.
После завтрака, по обыкновению, все разошлись, чтоб отдохнуть.
Этому примеру последовал и Урвич, утомлённый немного ходьбой по острову.
Освежившись и подкрепившись сном, он, пройдя к доктору в каюту, спросил его, что
